Охотник за мертвыми - Страница 7

- Он опасен?

- Не думаю. В жизни ничего не крал и никого не убивал, если тебя это волнует.

- Аристократ?

- Не думаю. Но, так или иначе, ему не повезло: кто-то захотел от него избавится.

- Избавится?

- Скорее всего, хотя я не уверена. Перед тем, как он оказался в болотах, воспоминания теряются в своеобразном тумане. Чувствую, что там кто-то поработал: память стерли, причем стерли мастерски: ни малейшего намека на то кто и зачем это делал. У меня серьезные сомнения, что кто-либо сможет ему вернуть тот небольшой кусочек воспоминаний, что у него отсутствует... Впрочем, большой или небольшой кусок - это вопрос. Память очень сложная вещь и на том месте может быть как несколько секунд, так и несколько лет воспоминаний.

- Выкинули в болота, стерли память. Все сходится: хотели избавится.

- Не совсем. Такой человек, как он, просто запаниковал бы и сгинул в болотах, как все, если бы... так же мастерски ему не заблокировали, пусть и на время, страх. Когда он путешествовал через болота, у него было неестественно приподнятое настроение, не было паники. Тварей болот притягивает страх, а он чувствовал себя королем жизни, потому все твари его и сторонились, считая очень опасным.

Так вот откуда у меня такое веселье было!

- Одно противоречит другому. Может быть, у него в голове есть еще сюрпризы?

- Если и были, слизень их стер. Сейчас у него там полнейший бардак: слизень привнес немного воспоминаний от своей прошлой жертвы... и из всего этого там равномерная кашица.

- Не завидую бедолаге. Скоро он сможет нам что-либо рассказать?

- Возможно, уже сегодня, но чуть позже. Только я ему этого не позволю: ближайшие три дня он будет отдыхать. Любое нервное напряжение для него сейчас смертельно опасно. Я не думаю, что ближайшие дни с ним стоит вообще беседовать - пусть наведет порядок в голове. Я напою его снотворным и пусть поспит...

- Хорошо. Будем ждать. Меня раньше послезавтра не жди. Сегодня в ночь пойдем и на весь день.

- Куда двинетесь?

- Восточная оконечность болот. Второй и шестой отряды не справляются...

- Удачи.

- Тебе тоже, Мара.

Стукнула дверь, дунул ветерок. Один из говоривших покинул дом.

Я силился переварить информацию и не мог. Мозг работал неохотно, поминутно останавливаясь на той или иной мысли.

- Давно не спишь - от неожиданности я открыл глаза и сощурился от яркого света.

Я попытался ответить, но, как не прискорбно, говорить на новом для меня языке не получалось.

Перед моими глазами была женщина лет тридцати, с жутким шрамом на шее. Наверное, из-за этого у нее такой хриплый голос. Пепельные волосы спадали почти до пояса и среди волос, я к своему удивлению, заметил прядь седых волос. Зеленоватые глаза смотрели, казалось, сквозь тебя.

- Лежи. Тебе надо отдохнуть. Выпей - она поднесла к моим губам чашу с каким-то напитком, от которого ароматно пахло травами.

Я хлебнул и, не успел я допить напиток до конца, провалился в глубокий сон.

Наверное, прошел не один и не два дня, пока я спал. Точнее спал я не все время, а с короткими пробуждениями, но разницы никакой тут, так как воспринимал я в моменты своего пробуждения очень мало и почти не помнил ничего. Однако с каждым коротким пробуждением я замечал, что мыслю все яснее, а мышцы болят все меньше. Я выздоравливал... Вот только чего в этом хорошего? Лично мне слабо представлялось, каким образом я смогу расплатиться за лечение, да и как буду жить. Если судить по подслушанному мной разговору дело принимало очень и очень странный оборот. Странно, что я вообще смог его запомнить.

В очередной раз, когда проснулся, я не получил еще одной порции сонного зелья, как я прозвал этот травяной напиток в момент вгоняющий в сон. На улице было темно, и освещен был только письменный стол, за которым сидела Мара. Тихо, не треща, горела лучинка и никакого вам электрического освещения, никаких столь привычных ламп дневного света... Не знаю, но при виде пламени что-то шевельнулось в моей душе: Всю свою жизнь я видел только яркий свет электрических ламп, яркий и, наверное, потому, мертвый. И каким же живым мне пламя свечи... Впервые наблюдаю в себе такую склонность к философии, или лучше сказать к поэзии...

Сколько себя помню, я был очень угрюмым человеком, рассматривающим мир, как некое сочетание физических формул и не более. За это меня и не любили... Родителям я казался "шизиком", как и все физики. У них это вызывало ко мне вечно жалость, словно к убогому, что меня, разумеется, бесило, так как убогим я себя не считал. В среде одногрупников я хоть и слыл маньяком, но человеком "своим". Причем эта моя склонность видеть мир под полностью материалистическим углом иногда достигала таких крайностей, за которые любая психбольница предложит мне койку. К примеру, я не любил архитектуру из-за того, что красивые архитектурные решения у меня в момент порождали мысли о сопромате, предмете который я ненавидел лютой ненавистью. И так во всем. Эмоции и чувства никогда не занимали в моей жизни важной роли, хотя я и не был лишен их. Скорее они жили своей жизнью, а я своей. И очень странно, что я так расчувствовался... Для меня это было, ну очень не свойственно.

До сих пор не могу понять как, но Мара читала мои мысли, словно раскрытую книгу и ей не нужно было даже поворачиваться ко мне, чтобы понять, что я не сплю.

- Проснулся - это скорее был не вопрос, а утверждение.

Я хотел согласиться, но вместо слова, которое должно было быть произнесено, вырвалось мычание. Разумеется, согласиться я хотел не на русском, а на том языке, который осел у меня чудесным образом в голове и на котором, как мне казалось, я могу спокойно изъясняться. Казалось.